Емельян Пугачев. Книга 2 - Страница 45

Харлова взбросила голову, широко распахнула на Падурова глаза.

Пугачёв сидел, чуть нагнувшись, оперев локоть о колено, и покручивал бороду.

— Негоже, полковник Падуров… — косясь то на Падурова, то на Харлову, проговорил он. — Да ты воином прибыл ко мне, али… бабьим заступником?.. Давилин! Прикажи отвести эту с мальчишкой в мою палатку, — сказал он и, обратясь к остальным пяти пленным:

— А вы будьте моим именем вольны, идите с богом по домам. На вас вины не зрю.

Из крепости утром прибыл сержант Николаев:

— Ваше величество! Деньги в сумме двух тысяч трехсот семидесяти трех рублей пересчитаны и опечатаны. Как изволите распорядиться?

— Дайте-ка нам с Падуровым коней, — приказал Пугачёв. — А ну, полковник, айда за мной в крепость казну принимать.

Подъехав к канцелярии, оба всадника соскочили с седел. Обиженный государем Падуров был хмур и зол. Пугачёв похлопал его по плечу и, подмигнув, сказал:

— Не хнычь… Крепость-то наша… Льзя ли, нельзя ли, а пришли да взяли! Так-то-ся, полковник. — Он сказал это столь задушевным голосом и столь милостиво при этом улыбнулся, что впавший в уныние Падуров сразу повеселел.

При виде вошедшего царя все бывшие в комендантской канцелярии встали, бросили на пол дымившиеся козьи ножки, низко поклонились ему. Атаман Овчинников и полковник Творогов доложили государю, что казенные деньги пересчитаны, а на складах проверяется амуниция, фураж, харч, оружие.

— Чтоб всему списки были сготовлены, — сказал Пугачёв. — Это, Почиталин, твое дело! С тебя взыск будет. Как перепишешь, мне подашь.

Ваня Почиталин поклонился, Пугачёв велел при нем сызнова пересчитать деньги. «Денежка счет любит», — сказал он, а когда все было кончено, мешок с медью и сума с серебром и золотом опечатаны, он приказал всем удалиться, кроме Падурова.

— Запри дверь, — сказал ему Емельян Иваныч.

3

Канцелярия коменданта — большая горница с низким потолком.

Обшарканные задами и спинами стены грязны. На некрашеном полу окурки, плевки, мусор, несмываемые брызги чернил. На стене прокопченная большая карта России, указ Военной коллегии, чертеж пушки и гаубицы. Возле писарского стола на гвозде нитки для сшивания дел, линейка, огромные ножницы. Портрет Екатерины снят с простенка, брошен в угол, на его месте стоят со связанными крест-накрест древками государевы знамена.

Пугачёв с Падуровым перешли в кабинет коменданта. Здесь уютнее, чище.

Пугачёв сел в комендантское кресло за широкий стол. Он ножницами остриг кончик гусиного пера, стал чистить им под ногтями.

— Веришь ли ты в меня, Падуров? Признаешь ли правое дело мое? — неожиданно и как бы между прочим спросил он казака.

— Я присягу вам чинил, ваше величество, — негромко ответил Падуров. — Если б в дело ваше не верил, супротив бы вас шел, а не с вами, как ныне.

— Благодарствую, — проговорил Пугачёв глухо. — А коли веришь, помоги, брат. Ты, вижу, человек здешний, бывалый, вот и в депутатах государственных хаживал…

— Сей знак свидётельствует о моем депутатском звании, коего я не лишен и поныне, — и Падуров показал Пугачёву висевший на груди золотой жетон Большой комиссии.

— Добро, добро! — Пугачёв, наморщив нос, с любопытством рассматривал значок, даже поколупал его ногтем. — А я в таких книжных людях, как ты, нужду имею шибкую, полковник. Служи!

— Усердно благодарю, ваше величество, — откликнулся Падуров. — Готов служить.

— Ну, а чего да чего ты в депутатах делал-то? — спросил Пугачёв, расстегивая ворот и отдуваясь.

Падуров, не торопясь, начал рассказывать о том, как в 1767 году повелением Екатерины созвана была в Москве Большая комиссия для выработки Нового уложения, то есть основных законов. В Москву съехалось тогда пятьсот шестьдесят четыре депутата. Вот в их-то числе и был депутатом от Оренбургского войска сотник Падуров. Заседания Большой комиссии продолжались целых шестнадцать месяцев. За это время Падуров познакомился со многими депутатами, почасту беседовал с ходоками-крестьянами из разных мест России. Пребывание в Москве, по словам Падурова, пошло ему на большую пользу: увеличились его знания о бесправном положении крепостных крестьян и заводских работных людей, о роли вельмож в стране, а также крупного и мелкопоместного дворянства, о торговом сословии.

— Одним словом, ваше величество, чрез депутатство свое я совсем иным человеком стал. Будто бы с горы высокой посмотрел на жизнь отечества своего… Раньше-то ко всему равнодушен был и никакого любопытства к жизни не имел, жил и жил, как дикий козел в степу. Опосля того задумываться начал — что, да почему, да нельзя ли, мол, каким-либо способом рабскую жизнь нашу хотя бы на малую толику облегчить.

— Во! — вскинул Пугачёв указательный палец. — Дело балакаешь, полковник, дело!

— А сняли бельма с моих глаз два офицера-депутата — век не забуду их — Козельский да Коробьин. Светлые головы, дай им бог! Они за мужика, ваше величество, стояли, да ведь как! Без трусости, без малодушия. Опричь того много вольных речей и от прочих депутатов наслушался я…

— Ишь ты, ишь ты, — поддакивал Пугачёв, то прищуривая, то открывая правый глаз.

— Матушка Екатерина уж и сама не рада стала, что народ с России собрала да допустила говорить по-людски. А испугавшись, повелела работы Большой комиссии закрыть якобы по причине начавшейся войны с Турцией, — вздохнул Падуров.